Здесь должна быть я - Катерина Кюне

в книжных магазинах, скупая книги по строительству целыми стопками. Мама советовала ему нанять мужиков, но папа хотел все сделать сам.

Еще он рассказывал мне о своих строительных мечтах: мол, хорошо бы поскорее покончить с пристройкой, а после этого заново отстроить летнюю кухню и на ее крыше разбить бассейн. Крытый. Мой любимый бассейн! И чтобы зимой, когда идешь купаться, на тебя ничего с неба не капало, соединить пристройку и летнюю кухню стеклянным коридором.

Все папины мечты я очень горячо одобряла.

Следуя инструкциям из книг, папа окружил фундамент по периметру тонкими капроновыми веревками. Я ему ассистировала. Я держала отвес. Отвес помогал папе натянуть веревки перпендикулярно друг другу на разных высотах. Сначала две веревки чуть выше уровня фундамента, потом еще две параллельные веревки на уровне моего пояса и еще две на уровне плечей.

Потом папа начал класть кирпичи. Я подавала кирпичи, когда он просил. Но в основном я бездельничала, потому что каждый кирпич папе нужно было сначала проверить отвесом, потом еще чем-то вроде линейки, точно вымереть нужное количество раствора и сверить ход стройки с книжным рецептом. А в разных книгах писали разное и это очень смущало папу. Он пытался соблюсти все правила и выполнить все рекомендации одновременно. Но иногда они противоречили друг другу. И тогда он жаловался на них мне. Особенно туго пришлось, когда мы дошли до угла. Оказалось, что в вопросе кладки углов вообще нет никакого единогласия. И папе понадобились дополнительные книги, из другого книжного магазина, чтобы разобраться. К сентябрю, когда папе пришло время улетать на Север, мы возвели стену примерно по колено, а в некоторых местах даже по пояс. Еще папа выкопал между стеной и персиком яму, чтобы подвести трубы.

Нам с Дэ стена, похожая на остатки разгромленной крепости, очень нравилась. Внутри нее на каждом шагу были тачки, ведра, кирпичные кучки, так что по стройке можно было бегать как по лабиринту. Через стену мы скакали туда-сюда, а еще с нее очень удобно было доставать сначала поздние персики, а потом виноград. Дэ старалась есть персиков побольше, потому что видела, что они нравились мне. Пользоваться стремянкой она не умела, а ждать пока персик сам упадет тебе промеж ушей, было ненадежно.

Когда папа улетел, Дэ стала промышлять виноградом. Тут уж дело было не в вере в перерождение собаки в человека, а в вынужденном переходе на подножные корма.

Папа готовил для Дэ специальную собачью еду. Но бабушке, чтобы утром покормить Дэ, пришлось бы начинать варить с вечера и трудиться целую ночь. Это поставило бы под угрозу не только бабушкино здоровье, но и мой вечерний борщ (от которого я быстро отказалась, но ведь заранее этого никто предвидеть не мог). А просить готовить дедушку папа не решился. Поэтому он закупил громадный запас вареной колбасы, разделил его на порции, и велел бабушке ежедневно доставать из холодильника по куску и выдавать Дэ. Колбаса Дэ быстро приелась и в погоне за разнообразием она, как и я, рыскала в поисках поживы. У Дэ были преимущества — несколько раз она подкарауливала и убивала куриц. Бабушка, обнаружив клочья перьев, каждый раз начинала смешно причитать, словно наседка, осознавшая, что она следующая на очереди, но никаких действенных мер борьбы с хитрой немецкой овчаркой у нее не было. А Дэ от безнаказанности расходилась все сильнее. Каждый раз, как я приходила из школы, она ставила лапы мне на грудь, потом выхватывала из рук пакет с физкультурной формой, и, отбежав поодаль, клала его на землю, вызывающе пялясь на меня своими наглыми глазами. Мы начинали носиться друг за другом по папиному лабиринту, но пока мне удавалось окончательно отобрать у Дэ спортивный костюм, она успевала вытряхнуть его из пакета, тщательно пожевать, а потом, слюнявый, вывалять в песке и строительном мусоре. Так что вскоре, когда я возвращалась из школы, меня выходили встречать сразу двое: счастливая Дэ и бабушка с веником наперевес. Собака летела ко мне, бабушка огревала ее веником. Дэ делала упреждающий хищный жест в ее сторону и пока бабушка ахала, Дэ закидывала лапы мне на грудь и выхватывала из рук сменку. По-моему, ее не столько интересовал пакет, сколько сам момент торжества. Мне кажется, в тот период она даже перехотела быть человеком. Зачем становиться человеком, если можешь главенствовать над ним? Что такое люди, как не слабые беззащитные твари, только и умеющие, что бесполезно размахивать вениками? И кто придумал, что они в чем-то превосходят собак?

Скоро веник сменился клизмой. Нет, успокаивающих клизм Дэ мы не ставили. Просто бабушка выбегала меня встречать с большой красной грушей, из которой прыскала водой Дэ прямо в морду. Дэ это очень злило. Она уворачивалась, поджимала уши, скалилась. Потом делала вид, что собирается укусить бабушку за руку. Отпрянув, бабушка ахала. А Дэ закидывала мне лапы на грудь и пока я старалась устоять на ногах выхватывала из рук пакет. Или доставала перчатки прямо из кармана.

В конце концов бабушка стала закрывать Дэ на огороде. Дэ носилась там так, словно в нее вселился собачий дьявол, ломала кусты с последними осенними помидорами и баклажанами и доводила до обморока кур, которые гуляли на выделенном им клочке, огороженном сеткой. Поэтому когда я переселилась в свой домик, я не взяла с собой Дэ. Во-первых, потому что я была на нее обижена. А во-вторых, потому что она стала совершенно ненормальной. Не знаю, может, это из-за искусственных добавок, которые кладут в колбасу? Тех, которые делают ее розовой и колбасной. Вы не задумывались? Может, и некоторые люди от того такие странные, что слишком много колбасы едят?

Здесь должен быть крест на самостоятельности

Я уже две недели жила в собственном домике, когда обнаружила, что боюсь ямы под персиком. Дэ прыгает через яму изящно и без заминки, а я вообще прыгнуть не могу. И не потому, что яма такая уж широкая, а потому что когда я стою на краю и мне нужно на мгновение лишить свое тело всякой опоры и отправить в полет над черным провалом, внутри у меня что-то натягивается и стекленеет. Какие-то струны, тянущиеся из горла через живот в ноги. И эти струны сбивают мое размеренное дыхание и мешают мне свободно и расслабленно двигаться. Одинокая скиталица, бледнеющая при виде маленькой ямки. Ха.

Терпеть этот стыд было никак нельзя. Поэтому я взяла у папы на полке рулетку и замерила ширину ямы. Потом отложила отрезок такой же длины на дорожке